 |
 Сонеты Какое наважденье, чей увет Меня бросает безоружным в сечу, Где лавров я себе не обеспечу, Где смерть несчастьем будет. Впрочем, нет: Настолько сладок сердцу ясный свет Прекрасных глаз, что я и не замечу, Как смертный час в огне их жарком встречу, В котором изнываю двадцать лет. Я чувствую дыханье вечной ночи, Когда я вижу пламенные очи Вдали, но если их волшебный взгляд Найдет меня, сколь мука мне приятна - Вообразить, не то что молвить внятно, Бессилен я, как двадцать лет назад. I В собранье песен, верных юной страсти, Щемящий отзвук вздохов не угас С тех пор, как я ошибся в первый раз, Не ведая своей грядущей части. У тщетных грез и тщетных мук во власти, Мой голос прерывается подчас, За что прошу не о прощенье вас, Влюбленные, а только об участье. Ведь то, что надо мной смеялся всяк, Не значило, что судьи слишком строги: Я вижу нынче сам, что был смешон. И за былую жажду тщетных благ Казню теперь себя, поняв в итоге, Что радости мирские - краткий сон. III Был день, в который по Творце вселенной Скорбя, померкло Солнце... Луч огня Из ваших глаз врасплох настиг меня: О госпожа, я стал их узник пленный! Гадал ли я, чтоб в оный день священный Была потребна крепкая броня От нежных стрел? что скорбь страстного дня С тех пор пребудет неизменной? Был рад стрелок! Открыл чрез ясный взгляд Я к сердцу дверь - беспечен, безоружен... Ах! ныне слезы лью из этих врат. Но честь ли Богу - влить мне в жилы яд, Когда, казалось, панцирь был не нужен? - Вам - под фатой таить железо лат? VI Настолько безрассуден мой порыв, Порыв безумца, следовать упорно За той, что впереди летит проворно, В любовный плен, как я, не угодив, - Что чем настойчивее мой призыв: "Оставь ее!" - тем более тлетворна Слепая страсть, поводьям не покорна, Тем более желаний конь строптив. И, вырвав у меня ремянный повод, Он мчит меня, лишив последней воли, Туда, где лавр над пропастью царит, Отведать мне предоставляя повод Незрелый плод, что прибавляет боли Скорей, чем раны жгучие целит. VIII Среди холмов зеленых, где сначала Облечена была земною тканью Красавица, чтоб к новому страданью Она того, кто шлет нас, пробуждала, Свобода наша прежняя блуждала, Как будто можно вольному созданью Везде бывать по своему желанью И нет силков, нет гибельного жала: Однако в нашей нынешней неволе, Когда невзгоды наши столь суровы, Что гибель неизбежна в нашей доле, Утешиться мы, бедные, готовы: Тот, кто поймал доверчивых дотоле, Влачит наитягчайшие оковы. XII Коль жизнь моя настолько терпелива Пребудет под напором тяжких бед, Что я увижу вас на склоне лет: Померкли очи, ясные на диво, И золотого нет в кудрях отлива, И нет венков, и ярких платьев нет, И лик игрою красок не согрет, Что вынуждал меня роптать пугливо, - Тогда, быть может, страх былой гоня, Я расскажу вам, как, лишен свободы, Я изнывал все больше день от дня, И если к чувствам беспощадны годы, Хотя бы вздохи поздние меня Пускай вознаградят за все невзгоды. XIII Когда в ее обличии проходит Сама Любовь меж сверстниц молодых, Растет мой жар, - чем ярче жен других Она красой победной превосходит. Мечта, тот миг благословляя, бродит Близ мест, где цвел эдем очей моих. Душе скажу: "Блаженство встреч таких Достойною ль, душа, тебя находит? Влюбленных дум полет предначертан К Верховному, ея внушеньем, Благу. Чувств низменных - тебе ль ласкать обман? Она идти к пределу горних стран Прямой стезей дала тебе отвагу: Надейся ж, верь и пей живую влагу". XVI Пустился в путь седой как лунь старик Из отчих мест, где годы пролетели; Родные удержать его хотели, Но он не знал сомнений в этот миг. К таким дорогам дальним не привык, С трудом влачится он к заветной цели, Превозмогая немощь в древнем теле: Устать устал, но духом не поник. И вот он созерцает образ в Риме Того, пред кем предстать на небесах Мечтает, обретя успокоенье. Так я, не сравнивая вас с другими, Насколько это можно - в их чертах Найти стараюсь ваше отраженье. XVII Вздыхаю, словно шелестит листвой Печальный ветер, слезы льются градом, Когда смотрю на вас печальным взглядом, Из-за которой в мире я чужой. Улыбки вашей видя свет благой, Я не тоскую по иным усладам, И жизнь уже не кажется мне адом, Когда любуюсь вашей красотой. Но стынет кровь, как только вы уйдете, Когда, покинут вашими лучами, Улыбки роковой не вижу я. И, грудь открыв любовными ключами, Душа освобождается от плоти, Чтоб следовать за вами, жизнь моя. XIX Есть существа, которые глядят На солнце прямо, глаз не закрывая; Другие, только к ночи оживая, От света дня оберегают взгляд. И есть еще такие, что летят В огонь, от блеска обезумевая: Несчастных страсть погубит роковая; Себя недаром ставлю с ними в ряд. Красою этой дамы ослепленный, Я в тень не прячусь, лишь ее замечу, Не жажду, чтоб скорее ночь пришла. Слезится взор, однако ей навстречу Я устремляюсь, как завороженный, Чтобы в лучах ее сгореть дотла. XX О вашей красоте в стихах молчу И, чувствуя глубокое смущенье, Хочу исправить это упущенье И к первой встрече памятью лечу. Но вижу - бремя мне не по плечу, Тут не поможет все мое уменье, И знает, что бессильно, вдохновенье, И я его напрасно горячу. Не раз преисполнялся я отваги, Но звуки из груди не вырывались. Кто я такой, чтоб взмыть в такую высь? Не раз перо я подносил к бумаге, Но и рука, и разум мой сдавались На первом слове. И опять сдались. XXI Не раз, моя врагиня дорогая, Я в знак того, что боя не приму, Вам сердце предлагал, но вы к нему Не снизошли, гордыне потакая. О нем мечтает, может быть, другая, Однако тщетно, не бывать тому: Я не хозяин сердцу своему, Отринутое вами отвергая. Когда оно, отторгнутое мной, Чужое вам, не может быть одно, Равно как предпочесть другие двери, Утратит путь естественный оно, Мне кажется, и этому виной Мы будем оба - правда, в разной мере. XXVI Я счастлив больше, чем гребцы челна Разбитого: их шторм загнал на реи - И вдруг земля, все ближе, все яснее, И под ногами наконец она; И узник, если вдруг заменена Свободой петля скользкая на шее, Не больше рад: что быть могло глупее, Чем с повелителем моим война! И вы, певцы красавиц несравненных, Гордитесь тем, кто вновь стихом своим Любовь почтил, - ведь в царствии блаженных Один раскаявшийся больше чтим, Чем девяносто девять совершенных, Быть может здесь пренебрегавших им. XXXII Чем ближе мой последний, смертный час, Несчастий человеческих граница, Тем легче, тем быстрее время мчится, - Зачем же луч надежды не погас! Внушаю мыслям: - Времени у нас Не хватит о любви наговориться: Земная тяжесть в землю возвратится, И мы покой узнаем в первый раз. В небытие, как плоть, надежда канет, И ненависть и страх, и смех и слезы Одновременно свой окончат век, И нам при этом очевидно станет, Как часто вводят в заблужденье грезы, Как может в призрак верить человек. XXXV Задумчивый, медлительный, шагаю Пустынными полями одиноко; В песок внимательно вперяя око, След человека встретить избегаю. Другой защиты от людей не знаю: Их любопытство праздное жестоко, Я ж, холоден к житейскому до срока, Всем выдаю, как изнутри пылаю. И ныне знают горы и долины, Леса и воды, как сгорает странно Вся жизнь моя, что недоступна взорам. И пусть пути все дики, все пустынны, Не скрыться мне: Амур здесь постоянно, И нет исхода нашим разговорам. XXXVI Поверить бы, что смерть меня спасет От злой любви, и не давать поруки, Что на себя не наложу я руки И не сложу любовных мыслей гнет! Но знаю - это был бы переход От слез к слезам, от муки к новой муке, И, с жизнью приготовившись к разлуке, Я - ни назад ни шагу, ни вперед. Для роковой стрелы пора приспела, И я ее за счастие почту, Не сомневаясь в точности прицела. О чем еще Любовь просить и ту, Что для меня белил не пожалела? И как пробить мольбами глухоту? |
 |
| Мои увлечения
|